Лариса рубальская: ответственная за настроение
Она могла бы написать учебник «Правила счастливой жизни», потому что точно знает, как победить одиночество и избежать разочарований.
– Лариса Алексеевна, из того, о чем вы мечтали в юности, что в вашей жизни сбылось?
– Сбылось гораздо больше того, о чем мечтала. Я ведь из обычной семьи, у нас в роду не было ни писателей, ни художников, ни музыкантов. Простые, хорошие люди. В детстве ходила в Дом пионеров и даже получала награды на конкурсах чтецов, но даже не мечтала, что когда-нибудь буду стоять на сцене, а зал мне будет рукоплескать.
Честно говоря, я вообще не мечтатель. Моя бабушка часто повторяла: «Каждый сверчок знай свой шесток», подразумевая, что мой шесток невысок.
– Мудрая бабушка хотела уберечь внучку от разочарований?
– Конечно. Она говорила: «Не летай выше облаков, не стой на точке дураков». Это важно помнить, чтобы избежать разочарований, не сломаться. Если бы мне нужно было кого-то в жизни учить, я бы только это и повторяла.
Есть мудрая японская пословица: «Спелый рис держит голову вниз». Вот и вся наука: высоко голову не поднимай.
– А вам легко дается жить не поднимая головы?
– Все, что во мне есть, дано от рождения, плюс тридцать лет общения с японцами. Когда я только пришла в японскую контору, шеф мне сказал: в вашем лексиконе не должно быть слов «не могу», «невозможно», «не буду», «мне холодно», «мне жарко»… Только смирение и покорность. Так что голову я опускаю без всякого напряжения.
– А когда к вам пришла известность, посыпались награды, что вы почувствовали?
– Да ничего. Я к тому времени уже была переводчицей с японского языка. Это довольно редкая специальность.
На меня обращали внимание, удивлялись: «Смотрите, как она говорит по-японски!» Я работала в газете «Асахи», ходила на пресс-конференции, на расстоянии вытянутой руки видела Тэтчер, Киссинджера, Рейгана, Миттерана и даже своего кумира Челентано. Я воспринимала это как подарок небес. Поэтому, когда стали хвалить мои стихи, меня это уже не ошарашило.
– Какова тогда ваша цена успеха?
– Я заплатила за успех очень большим прилежанием. Всегда очень много трудилась. До сих пор езжу на гастроли, несмотря на то что мне уже немало лет.
– Неужели у вас не было ни малейшего симптома звездной болезни?
– У меня был очень умный муж, который держал меня в руках, и я, привыкшая к традиционному японскому подчинению, всегда его слушала. Если я вдруг произносила: «Мы, артисты…», он тут же осаждал меня: «Ты не артистка. Ты переводчица, домохозяйка – и это главное».
– А вы могли сказать ему: «Тише, я сочиняю»?
– Да уж… Я бы за это получила… (Улыбается.) Да у меня и не было такой необходимости. Бывает, готовлю что-нибудь – и придумается строчка, гуляю – и сочиняю.
– Я так понимаю, что вы счастливы от того, что у вас есть, а не несчастны от того, чего у вас нет?
– У меня есть целая новелла на эту тему. Помню, в молодости по дороге на работу я проходила мимо одного кафетерия, в котором продавались бутерброды с севрюгой. Но у меня никогда не было на них денег. А еще там продавали бутерброды со шпротным паштетом, по десять копеек. В хорошие дни я покупала два таких бутерброда и сливовый сок, а хотелось апельсиновый и бутерброды с севрюгой.
Прошли годы… Я стала переводчицей, у меня была хорошая зарплата, пальто из лайки с ламой – ну крутая! Иду мимо этого кафе, дай, думаю, зайду – должна же моя мечта когда-нибудь осуществиться! Зашла и говорю: «Пожалуйста, бутерброд с севрюгой и апельсиновый сок». Лезу в сумку – кошелек забыла! Я в один карман, в другой – что-то звенит. Достала деньги – а там ровно на два бутерброда со шпротным паштетом и сливовый сок.
Думаю, это был знак свыше: живи, как жила.
– У вас удивительный дар рассказчика. Откуда он?
– Я до сих пор в себе не уверена, но раз все замечают, то, наверное, есть во мне склонность к краснобайству. Помню, бабушка смеялась: «Ларуська у нас вундеркинд, как она говорит!» Когда я занималась балетом в кружке при ЖЭК, преподаватель просил: «Нина, покажи грацию! Надя, покажи плавность!
Ну-ка, Лариса, дай настроение!» И я давала. Для меня всегда главным были речь и настроение. Я ведь на самом деле человек невеселый, все больше в раздумьях и печалях.
– 28 марта в Концертном зале у Финляндского состоится ваш творческий вечер «Живи спокойно, страна!». Вы ведь не актриса – не страшно выходить к публике?
– Одно время я ездила в подмосковный дом отдыха, и там один товарищ, отвечавший за культуру, предложил мне выступить перед зрителями. Поддержал меня композитор Борис Савельев, автор песен к «Коту Леопольду»: «Рубала, иди на сцену! Ты сможешь!» Наверное, эти первые выступления были ужасны.
Но потом пошло, пошло… Сейчас уже обнаглела совсем (улыбается).
– К вам часто подходят женщины, делятся своими проблемами. Вы от этого не устаете?
– Нет. Бывает, не хочется разговаривать, потому что неважно себя чувствую или меня что-то мучает. Иногда люди приносят свои стихи, просят почитать. К сожалению, редко попадается то, что действительно имеет смысл читать.
Я понимаю, что они трудились, поэтому не хочу их обидеть, но и сказать, что это хорошо, тоже не могу. Это меня угнетает. Еще признаюсь вам – никогда этого не говорила: довольно часто мне пишут или звонят с просьбой помочь деньгами. Я не бедный человек в смысле нужды, но и далеко не богатый. Когда люди перечисляют проблемы, на решение которых им нужны деньги, я понимаю, что таких средств у меня просто нет.
Тяжело отказывать, но всем помочь я не в силах.
– Ваша открытость и доброжелательность никогда не выходила вам боком?
– Есть такая поговорка: «Не делай добра – не получишь зла», но я ее опровергаю. Сделанное добро никогда по мне рикошетом не ударяло. Если кто-то на твое добро ответил злом, это беда того человека.
– Вы много пишете о женском одиночестве. Почему сегодня так катастрофически много одиноких женщин? Проблема в нас или дело в мужчинах?
– В последнее время склоняюсь к мысли, что одиночество – это наша проблема в том смысле, что не нужно его воспринимать как такое уж страшное горе. Моя подруга-японка, которой 83 года, – литератор, умница – сказала: «Почему, Лариса, ты все время твердишь: одиночество, одиночество, одиночество? Надо называть это «свобода, свобода, свобода».
И я написала стихотворение, в котором есть строчки: «Про одиночество забыть, свою свободу полюбить, пойти в кино, наряд примерить, а главное – во что-то верить». Конечно, это не желанная свобода, но, коль скоро она обрушилась на меня, надо перестать воспринимать ее как трагедию.
Беседовала Лариса Царькова
