«Хороший год» — рецензия «афиши»
Макс Скиннер (Кроу) — успешный трейдер-трудоголик в лондонском Сити, упивающийся всеобщей ненавистью к своей персоне. Узнав, что любимый дядя (Финни) умер и завещал ему дом с виноградником во французском Провансе, он летит туда, собираясь побыстрее продать поместье, — однако, погрузившись в сентиментальные воспоминания о детстве, остается погостить. Вскоре появляются две хорошенькие девушки — незаконнорожденная дочка дяди, приехавшая из Америки (Корниш), и местная королева бистро (Котийар); к первой Скиннер относится с подозрением как к возможной претендентке на наследство, вторая вызывает у него романтический интерес как представитель великой французской культуры и кухни.
Это снятый англичанином американский фильм, где дело происходит во Франции, а главные роли играют австралийцы. В Англии все синее, как в фильмах у брата сэра Ридли, и мирскую суету символизирует настойчиво возникающий фостеровский «огурец». Во Франции все зеленое, и первое, что мы слышим, приземлившись, — композиция «Moi… Lolita».
Еще Франция — это залитые солнцем виноградники, старый гамак, забытый на антикварном столике бокал, высохший бассейн и прочая «услада глаз», как любит выражаться дублированный Скиннер. Американцы (или это были русские?) появляются в эпизоде и требуют добавить в салат нисуаз «бекончика».
Путеводитель по национальным штампам, призывающий довольствоваться простыми радостями жизни (шато в Провансе), напоминает композицию Синатры о том, что когда ему было 17, это был хороший год, и когда 21, и когда 35 тоже, а теперь «я думаю о своей жизни как о винтажном вине». Сентиментальность Скотта слегка отдает сенильностью, но действует обезоруживающе: кому не захочется погрузиться в проблемы героя во цвете лет, который выбирает между высокооплачиваемой работой в Лондоне и досрочной пенсией во Франции, между инцестом с заморской кузиной и романом с официанткой, тем более когда кода очевидна с первых тактов.
Станислав Зельвенский
