Последнее интервью кинозвезды
В эти дни Клара Степановна отмечала бы свое 85-летие. Но пять лет назад ее не стало.
Телеканалы широко отмечают юбилей актрисы: на Первом — премьера документальной ленты Клара Лучко. Поздняя любовь (3 июля в 10.50), а с 12.10 — показ многосерийного телефильма Цыган. «Россия 1» в 12.20 4 июля представит картину Ларец Марии Медичи.
Сегодня мы публикуем последнее интервью кинозвезды, которое корреспонденты Вокруг ТВ взяли у нее незадолго до смерти.
— Клара Степановна, вся страна полюбила вас после «Кубанских казаков», где вы сыграли передовую колхозницу Дашу Шелест …
— Перед этим фильмом я в бесконечном долгу. И благодарна судьбе, что могу хоть часть этого долга отдать. Сами знаете, в разгар перестройки картину разнесли в пух и прах. Она, дескать, была сплошной лакировкой действительности, в фильме нет ни капли правды – ведь колхозники после войны голодали, а у Пырьева они все такие цветущие, поют и радуются. Так вот, я хочу заступиться: картине досталось абсолютно ни за что. Никакая она не лакировка – всего лишь музыкальная комедия, оперетта.
Которая поначалу должна была называться «Веселая ярмарка» — фильм-то о трех ярмарочных днях после уборки урожая, когда люди женятся и играют свадьбы. Название «Кубанские казаки» – его Сталин предложил, после того, как ему показали картину. Снятую с великим мастерством — не хуже, чем «Свадьба в Малиновке», которую критика обошла.
А «Казакам» досталось от души. Помню, на юбилее Пырьева, который был не так давно, ленту вообще не упомянули. И когда мне дали слово, я сказала: «Раз для устроителей этот фильм не существует, Пырьев его как бы не снимал – я не имею права выступать…» В другой раз, на 100-летии Дунаевского, много и по-доброму говорила о песнях к «Кубанским казакам».
Сказав, что раньше на застольях пели «Шумел камыш, деревья гнулись», а теперь, спасибо Исааку Осиповичу, поют «Ой, цветет калина…» Из выступления показали по телевизору только эту фразу. Получилось, что Дунаевский всего-то и сделал в «Казаках», что написал новую песню для пьяных застолий…
— Но полвека назад страна приняла картину на ура.
И я в двадцать с небольшим лет получила за него единственные в своей жизни награды – Государственную премию и орден «Знак почета». А еще недавно атаман кубанского казачьего войска вручил мне грамоту почетной казачки. Хотя на фильм я попала неожиданно для себя.
— У меня даже в характеристике после театрального института рукой самого Сергея Герасимова было написано: «Лучко – тургеневская героиня, ей надлежит играть лирические классические роли» А тут – колхозница Даша Шелест. Пырьев меня выбрал после фотопробы, на которую меня направили вместе с другими молодыми артистками. Пришла без какой-либо надежды, когда все костюмы уже разобрали, из накладных косичек осталась последняя, а надо было сниматься с двумя.
Не беда, подумала я, повяжу платочек и в нем снимусь. Пошла к Пырьеву – он увидел меня без косичек и орденов и тут же сделал ассистенту режиссера страшнейший нагоняй. Меня нарядили как надо, поставили перед камерой… А через несколько дней сообщили, что Дашей Шелест буду я.
— Пырьев и вправду был свирепым режиссером?
— Что было, то было. Помню, перед тем как сниматься на Кубани, надо было записать в студии все песни, которые были в фильме. Чтобы после играть на натуре под эту фонограмму. И вот нас собрали в студию на запись, но по какой-то причине не явился Борис Андреев. Ассистентка Пырьева побежала в соседнюю студию, где записывали оперу, и привела какого-то баса – на замену Андрееву.
Этому певцу надо было спеть всего одну фразу: «…И чего-нибудь съедим». Бас, привыкший выводить каждое слово округло, спел по оперному, промычав последний звук: «И чего-нибудь съедим-м». Пырьев ему: «Все хорошо. Только в конце – «м-м» – не надо». Певец кивнул, но в следующий раз спел точно так же.
Пырьев опять: «М-м» – не надо. Ну не надо «м-м». Но певец и в третий раз промычал концовку. И тут Пырьев двинулся на него со свирепыми глазами: «Сколько раз я тебе должен повторять!!!» Бас вдруг в страхе попятился и выбежал вон из павильона. Все стоят ни живы, ни мертвы, а у меня – одна мысль: «Господи!
Как я буду с ним работать, если он на меня точно так же закричит?..» Но – удивительное дело! – за все время съемок Пырьев ни разу на меня голоса не повысил. А после одного из первых дублей с Владленом Давыдовым он даже подошел и чмокнул меня в щеку. И все кругом зашушукались: «Кто она такая, чтобы он ее поцеловал? С чего бы это?»
— Фильм вышел, на вас обрушилась слава. Вы, без всякого преувеличения, стали одной из первых, если не первой невестой страны…
— И получила тысячи писем от женихов с предложениями выйти замуж. Я думаю, просто так получилось, что моя Даша Шелест очень совпала со временем – молодая, веселая, симпатичная, по фильму еще и герой труда. Отчего ж не влюбиться в такую! Женихи слали свои фотографии, рассказывали, как живут, сколько зарабатывают.
Были просто удивительные письма — например, от Константина Дмитриевича (видите, до сих пор помню имя-отчество) с Кубани. Ох, как он звал меня в свою станицу! А когда понял, что не приеду, написал, что готов продать дом, отару овец, все немалое хозяйство и переехать ко мне в Москву. Уже после того, как снялась в «Цыгане», получила потрясающее письмо из Перми. От взрослого мужчины, который влюбился в меня еще ребенком, посмотрев «Кубанских казаков».
Полюбил так сильно, что родители его к врачу водили. Чтобы справиться с любовью, он запретил себе смотреть фильмы, где я играю. И крепился вплоть до «Цыгана». Увидев который, прослезился и признался жене, что Клара Лучко – его первая любовь. Жена ему: «Как Лучко?!
Ведь ты же говорил, что первой была у тебя я!» После все разъяснилось, и он уже не боится увидеть меня на экране.
…Когда актрисы говорят, что устают от писем поклонников – это кокетство. На самом деле нет ничего дороже таких писем – они лучше всех премий и наград говорят, что ты делаешь свое дело на совесть, что тебя вправду ценят и любят.
— Но замуж вы вышли не за зрителя-поклонника, а за известного актера.
— Перед самым началом съемок «Кубанских казаков» весь актерский состав собрали в гримерной. Ждали Пырьева, я сидела на стуле. Вдруг открылась дверь, и вошел Сергей Лукьянов – исполнитель главной роли Гордея Ворона. Посмотрел на меня и сказал: «Я пропал!» Затем развернулся, ушел — но от судьбы, как говорится, не уйдешь.
После выхода фильма на экраны мы поженились. А его фраза, брошенная тогда в гримерной, облетела всю Москву… Вскоре у нас родилась дочка Оксана. Но у Сергея Владимировича было больное сердце, и он ушел из жизни, когда ему было всего 55 лет…
Первое время после его смерти было ужасным. Беды посыпались одна за другой: 14-летняя Оксана заболела желтухой, мама тоже хворала, собаку нашу кто-то сильно ударил, и она умирала… Я крутилась из последних сил. А когда они кончались, – наваливалась депрессия, не хотелось выходить из дома.
Коллеги и друзья должны были понимать: чтобы выйти из этого состояния, мне нужна пусть маленькая, но работа, нужны роли. Но то ли об этом никто не подумал, то ли мне удавалось скрывать свое состояние. На вопрос: «Как живете?» — улыбалась: «Все хорошо!» А что у меня внутри – никого не касается… И вот однажды, когда силы были на исходе, я как-то встретила Марка Бернеса. Человека, по общему мнению, довольно равнодушного к чужим проблемам.
Он посмотрел на меня и сказал: «Ты на себя в зеркало смотрела? Кто тебя такую снимать будет? Как ты будешь семью кормить, дочку растить?» Сколько лет прошло, а я помню, как эти слова меня подстегнули.
Заставили взять себя в руки и зажить заново.
Оказалось, если не опускать руки, время действительно лечит. Я встретила известного журналиста Дмитрия Мамлеева, мы поженились и вот уже 25 лет вместе.
— Жить с женой-актрисой – дело, пожалуй, непростое…
— А понимать жену-актрису – и вовсе великое дело. Сегодня я дома, завтра – в другом городе. И дело тут не в ревности, просто мужчине трудно обойтись одному, без жены. Помню, я как-то заболела, слегла дома, а моему Дмитрию борща захотелось.
У меня сил на готовку нет, а он ни разу в жизни борща не варил. Ничего, справился – спросил у меня, как и что делать, и сам отлично приготовил. Вроде бы мелочь – однако в ней и любовь, и понимание.
— Если муж – актер, то в семье, хочешь не хочешь, один начинает ревновать другого. К ролям, статьям в газетах, к тому, что тебя, а не его послали за границу. Без этого, как ни старайся, не обойтись, это издержки профессии. Если же супруга – актриса, а муж – нет, у него другие проблемы: «Куда она пошла? С кем? Где она пропадает?». Вот я, например, член «Клуба Детективов», у нас нередко заседания в ресторанах.
А муж наши мероприятия не любит, он вообще так называемую богему не особо жалует. И вот представьте: ухожу в ресторан одна, возвращаюсь поздно. Мужу, кажется, что угодно может в голову прийти.
Но он, к счастью, все понимает. И самое главное – верит мне… Хотя после «светских мероприятий» со мной иногда такое случается!
— Например?
— Года четыре назад в Доме Ханжонкова проходила какая-то церемония, связанная с Восьмым Марта. Пришла туда в красивой шляпке, сама себе нравилась, настроение было чудесное. И меня там наградили титулом «Само Очарование» А когда вызвали на сцену, на нее поднялся какой-то тип в малиновом пиджаке и с косичкой. «Я, — сказал он, – хочу вас поздравить от имени Общества каннибалов и онанистов» Я подумала, что ослышалась. Потом был фуршет, светское общение.
А после мне в руки попался журнал «Столица» с моей очень красивой фотографией на том вечере. Я только на фото глянула, текст не читала.
Вечером прихожу домой, даю журнал мужу. «Посмотри, — говорю, — что там про меня, а я ужином займусь» Он открыл журнал, читает вслух: «…Известная актриса Клара Лучко, получив титул «Само Очарование», осталась на фуршет… – тут голос у него осекся — … и весь вечер кокетничала с председателем Общества каннибалов и онанистов…» Я к нему — смотрю, он бледный, как полотно. Да, я была на фуршете, стояла с кем-то рядом – но это же не значит, чтобы после вот такое писать!
— Редкая актриса дважды за карьеру получает фантастическую популярность – и в молодом, и в более зрелом возрасте. Вам это удалось – после фильмов «Цыган» и «Возвращение Будулая».
— Кстати, о Будулае – перед съемками никак не могли подобрать актера на эту роль. И я вдруг вспомнила про Михаила Волонтира, с которым играла в одном молдавском фильме. Получается, Будулая моя Клавдия еще до фильма себе приглядела, причем сама.
— А насчет популярности вы правы. До сих пор в очередях слышу: «Смотри, Будулаиха стоит!» Или на своих концертах, творческих встречах — приходила, а вахтерши, как сговорившись, спрашивали: «Здравствуйте, а где же ваш Будулай!» – «Дома, — отвечала, — дома оставила…»
Однажды ехала поездом из Алма-Аты. Кругом – безлюдная степь, кажется, что ни один человек здесь не жил и жить не мог. Жуткое чувство, будто едешь из ниоткуда в никуда, а на свете все вымерло.
Вдруг встали на каком-то полустанке. Вижу, под окном стоит старая казашка, перед ней горка дынь. Подхожу к ней, чтобы спросить, почем дыни. И рта раскрыть не успела, как она глянула на меня и спрашивает: «Абдулай где?..»
— А цыгане, люди одной крови с Будулаем, – они к вам как?
— Однажды в Волгограде у меня был творческий вечер. На него пришли местные оседлые цыгане. Сели в первых рядах, на лучших местах, в центре – цыганский барон с цветами и шампанским. И все время, какое я была на сцене, он глядел на меня и с этакой гордостью восклицал: «Смотри, наша-то, наша-то какая!»
А в Новороссийске, на базаре, меня вдруг окружили цыганки, стали трогать, будто хотели убедиться, что перед ними живая Клавдия. Облепили так, что не двинуться. Я сначала попыталась вырваться, а после, когда поняла, что они меня не обидят, набралась храбрости и спросила: «Вы не расстроились, что за вашего Будулая не Настя-цыганка замуж вышла, а я?» Они как загалдят: «Да что ты, что ты!
Мы все за тебя болели! Настя – она злая, а ты – добрая, хорошая. И не важно, цыганка ты или нет!»
— Что вам больше всего запомнилось на съемках?
— Пожалуй, сцена драки с Катькой Аэропорт, которую играла Нина Русланова. В сценарии было написано, что мы из-за Будулая ругаемся. А мы с Ниной решили, что будем драться. Мокрым, выстиранным бельем. Русланова в ванной намочила полотенца. Попробовали, но полотенца легкие, как-то несерьезно.
Решили скрученными простынями.
Утром режиссер говорит: «Покажите, как будете драться». Нам принесли корзину мокрого белья. Русланова побойчей меня, схватила простыню и как огреет по спине. Я аж задохнулась!
Схватила простыню и дала сдачи. Стали мы драться – молча, ожесточенно. Режиссер посмотрел на нас, остановил: «Отлично, — говорит. – А где же текст?» А мы в запале драки про текст совсем забыли!
— По сценарию драться мы должны были под дождем. Две поливальные машины набрали воды из Дона и поливали нас от души. Лето было жаркое, нас это поначалу освежало.
Но съемка затянулась на шесть часов, платья нам не меняли, обе промокли до нитки, а у Руслановой аж губы посинели, и зуб на зуб не попадал.
Некоторые станичницы, глядя на это, плакали. После съемки я сказала одной женщине: «Что же вы плачете? Это же кино!» А она мне: «Плачу, потому что это про одинокую нашу бабью судьбу»
Беседовали Сергей Амроян и Дмитрий Филатов
