«Довлатов» без довлатова
Года четыре назад мы с двумя продюсерами обсуждали тему, какое кино сейчас могло бы «выстрелить». Я убеждала кинопрофессионалов, что небходимо снять фильм про Довлатова. На меня махали руками: кто его знает-то… И вот в течение этих четырех лет снял свое кино «Конец прекрасной эпохи» Станислав Говорухин, экранизирует «Заповедник» Анна Матисон, ну а Алексей Герман-мл. получил за ленту «Довлатов» приз Берлинского фестиваля и даже продал права на фильм компании Netflix.
Получается, Довлатова все-таки знают и даже пытаются монетизировть. То ли еще будет: по книгам Сергея Донатовича вполне можно снять элегантный телесериал на манер «Оттепели» или «Оптимистов» — было бы желание и вкус…
Кадр из фильма «Довлатов»
Трудно сохранять объективность, оценивая фильм Германа. Книги Сергея Донатовича у меня на прикроватной тумбочке. Читаю и все, что написано о нем, и часто раздражаюсь: как и в случае с Высоцким, с Довлатовым, оказывается, дружили все, и, вынося на обложки фамилию писателя, авторы воспоминаний пишут чаще всего о себе талантливых и замечательных.
Некоторые даже снисходительно корят Довлатова за то, что использовал в своих книжках чужие остроты, а уж первая жена Сергея Донатовича Ася Пекуровская и вовсе не жалеет уничижительных эпитетов, вспоминая писателя. Так вот фильм Германа, конечно, снят с симпатией к Довлатову, но он тоже не про писателя — он про отношение Германа к той эпохе. И отношение это негативное.
Сам режиссер в этом времени не жил, но знает о нем по рассказам родителей, именно поэтому в его картине так много цитат из фильмов отца. Ну вот, например, показывает режиссер коммуналку, в которой обитает писатель, — и это коммуналка из «Моего друга Ивана Лапшина», а не из книг Сергея Донатовича. В фильме по квартире бродят унылые уродцы, бубнящие себе что-то под нос (и что это за мода на плохой звук и разгадывание невнятной актерской речи?).
Они не вполне адекватны, что усиливает авторскую мысль о неадекватности окружающего Довлатова мира. А для писателя окружающий мир и конкретно мир его коммуналки, являвшийся источником вдохновения, был чрезвычайно витален. Ну, помните: «До революции Агния Францевна Мау была придворным венерологом… Навсегда сохранила Агния Францевна горделивый дворцовый апломб и прямоту клинициста. Это Мау сказала нашему квартуполномоченному полковнику Тихомирову, отдавившему лапу ее болонке: «Вы страшное говно, мон колонель, не обессудьте!..»
Реальный Сергей Довлатов
Юмор, ирония, словесная эвилибристика — это то, за что мы любим писателя, то, без чего невозможно представить его литературу, да и его самого. Когда знакомые в разговоре употребляли какие-то привычные обороты типа «Как дела? — Ничего», он приставал к ним: «Зачем ты это сказал, не понимаешь — это же банальность!» В фильме Германа совершенно нет юмора. Первые минуты картины тебя вообще не покидает ощущение, что на экране не Довлатов как личность, а он как персонаж своих книг.
При этом ни одной строчки, ни одного отрывка из написанного — и как же нам верить, что персонаж — писатель?
У Германа получилось кино о некоем человеке, находящемся в депрессии. На месте Довлатова мог бы быть кто угодно. Редакции не печатают его произведений, без этого он не может вступить в Союз писателей, а это значит, что его не существует как литератора… А еще жена Лена, устав от его запоев и неприкаянности, ушла, забрав дочку Катю. Теперь их катает на машине сотрудник Лены — кандидат наук.
Это еще не окончательный разрыв, но уже и не любовь. Лена и Катя будут присутствовать в жизни Довлатова всегда, но это не отменит других его женщин и детей, впрочем, об этом в фильме только пунктиром — Лена и Катя ведь выступали консультантами Германа, а о их способности вычеркивать некоторые страницы биографии Сергея Донатовича мы знаем не понаслышке. Рефреном фильма — и очень трогательным — становятся поиски немецкой куклы: Довлатов, желая стать в глазах дочери более значимым и всесильным, пытается найти куклу ростом с Катю, он даже к Бродскому за помощью обращается… Нищая, убогая страна, в которой папа не может ни заработать, ни найти нужное, чтобы сделать приятное дочери.
Впрочем, заработать можно. Например, фарцуя. В фильме показан персонаж, которого играет Данила Козловский — художник, промышляющий продажей заграничного тряпья, привозимого из Финляндии загадочными женщинами.
Но спекуляция — уголовно наказуемое деяние, как и диссидентство. А когда они сочетаются… На глазах Довлатова правоохранительные органы расправляются с художником, выбрасывая его под колеса машины — самый вымученный и фальшивый эпизод фильма…
Кадр из фильма «Довлатов»
Заработать можно и иным способом — писать стихи о нефтяниках или статьи о том, как завод построил корабль. Компромисс. Такое в жизни Довлатова случалось не однажды и даже стало названием цикла его новелл.
Жизнь разных редакций, это скопище странных людей, разыгрывающиеся тут большие и маленькие драмы показаны Германом художественно и ярко. Елена Лядова в роли совестливой редакторши, пытающейся спасти рукописи авторов, узнаваема: Довлатова действительно окружали самоотверженные женщины, пытающиеся ему помочь. Но кадр, в котором молодой Сергей бродит по редакционному двору, устланному листами с рукописями его и друзей, снова словно из другого фильма — искусственный и манерный.
Вот на этом балансе достоверности и искусственности и снято это кино. Несомненными удачами фильма стали актеры, подобранные на главные роли: серб Милан Марич — мощнейшее портретное попадание в образ раннего Довлатова, Хелена Суецка и Ева Герр в ролях Лены и Кати, Тамара Оганесян, играющая маму Сергея, и даже Артур Бесчастный, старательно картавящий в роли молодого Бродского (хотя ему, конечно, очень мешает предыдущий яркий образ фээсбэшника в сериале «Адаптация— ») — все органичны. Это один полюс. На другом полюсе —мир второстепенных героев, и это мир Германа-старшего, Киры Муратовой, Сокурова — эдакая гофманиада: нелепые некрасивые люди, каждый со своей «изюминкой», плохо играющие или не играющие вовсе…
Кадр из фильма «Довлатов»
Один из самых значимых для Германа эпизодов фильма — выдуманное знакомство Довлатова с поэтом-метростроевцем Антоном Кузнецовым (Антон Шагин). Работяга перестал писать «правильные», социально ориентированные стихи, ударился в чувствительность и декаденс, его перестали печатать, и теперь он тоже из лагеря неиздаваемых — таких, как Сергей. Несмотря на разницу в образовании и образе жизни, литераторы быстро сходятся.
Герману эта сцена нужна, чтобы подчеркнуть: идеология в этом государстве душит любого чувствующего и мыслящего человека — и рабочего, и интеллигента. Спустившись к Антону в подземку, Сергей становится свидетелем того, как метростроевцы находят более 30 скелетов убитых немцами во время войны детей. Это Ленинград, отзвуки блокады, и это очень эмоциональные кадры.
Художнику фильма Елене Окопной действительно удалось создать настоящие Город, Страну, Эпоху (за верблюжье одеяло, на котором спит Довлатов, — отдельное спасибо, такое же было у моей бабушки) — и ее успех отметили наградой на Берлинском кинофестивале. И вот на фоне всего этого как бы звучит германовский вопрос: страна, такой ценой победившая в войне, разве имеет право быть теперь несчастной? Почему вокруг ходят люди, постоянно говорящие о том, что «надо уезжать»?
Кадр из фильма «Довлатов»
В фильме показано, как в Довлатове поселяется эта мысль об эмиграции, но картина обрывается на 1971-м, на обещании Лены: «Все еще будет очень хорошо…» Довлатов проживет в СССР еще целых семь лет: уедет трудиться журналистом в Таллин, будет работать экскурсоводом в пушкинском заповеднике под Псковом… В 1978 году он эмигрирует в Америку. У него там появится итересное дело — он станет главным редактором газеты «Новый американец», начнет печататься и давать интервью, у него с Леной родится сын Коля.
Но новая жизнь не принесет ему счастья. Потому что можно уехать из страны, но от себя — не уехать. Довлатов умрет в 48 лет.
Когда я думаю о том, что, останься он в СССР еще на каких-то семь лет, в перестройку стал бы издаваться бешеными тиражами, стал бы модным и обласканным как… Войнович, сердце разрывается от этого возможного и непоправимого… Трагическая судьба большого человека. Хорошо, что Герману удалось прикоснуться к ней. Именно прикоснуться, для режиссера жизнь писателя все же стала фоном, а главным героем — «эпоха тоталитаризма».
Мне же хочется увидеть все-таки картину о самом Довлатове. Ей-богу, он этого достоин. И может, там будет больше юмора и энергии, которых мне так не хватило в фильме Германа, и больше самого Сергея Донатовича — смеющегося и прикрывающего рот большой ладонью; гуляющего в тапочках по Невскому в компании похожего на березовую чурочку фокстерьера Глаши.
Сильного, слабого, страстного, застенчивого — разного.
Кадр из фильма «Довлатов»
